Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
В трудных жизненных позициях следует не паниковать, а призывать на помощь Рационий. Так наш герой и поступил.
– Сколько ты получаешь за рекрута? – спросил он коварного человека.
– Если такого роста, как ты, и со всеми зубами – десять талеров.
– Я тебе дам вдвое.
– Не могу, – с сожалением ответил вербовщик, покосившись на солдат. – За такое у меня отберут патент и посадят в тюрьму.
– Втрое, – предложил тогда Луций, не давая воли отчаянью. – Дам тридцать талеров! Даже тридцать пять. Это всё, что у меня есть.
Михаэль Райзнер посмотрел на служивых.
– Ребята, если каждому дам по талеру, не выдадите?
– По два, – сразу сказал один. Остальные кивнули.
У Катина отлегло от сердца. Пускай он будет без гроша, зато свободен!
Повернувшись к стулу, на котором висел плащ, он сунул руку в карман, но кошелька там не обнаружил. То же и во втором. Что за наважденье?
Хотел поискать на полу и тут заметил, что соседний стул пуст, а в дверях мелькнула зеленая спина.
– Стой! – крикнул Луций, враз догадавшись, что это уходит вор.
Он кинулся вдогонку и, будучи скор на ногу, догнал негодяя на улице. Тот, впрочем, не слишком поспешал.
– Верни деньги! – потребовал обкраденный. – Без них мне неволя!
С ухмылкой, вполголоса, похититель проговорил:
– Тебя предупреждали, но ты дурак. Дураку ни денег, ни воли не надобно.
– Ах ты так?!
Катин занес кулак, но сзади на его плечах повисли солдаты.
– Куда?! Бежать?!
– Это вор! – объяснил Катин. – Он украл мой кошель!
– Врет! Я его знать не знаю! – преспокойно заявил преступник. – Да, у меня есть кошель, но он мой.
Вербовщик покачал головой.
– Ворами занимается полиция, мое дело – ловить дезертиров. Ты выпил королевское пиво, а после хотел сбежать со службы. В оковы его, ребята!
И со всей силы стукнул Луция короткой тяжелой дубинкой по голове.
Второй за короткий срок ушиб мыслительного органа вкупе с потрясением от людского коварства оглушил и ослепил Катина.
Очнулся он в повозке, прикованный цепью к грубой скамье. Рядом, в таком же собачьем положении, находились еще двое пленников.
– Кто вы? – едва ворочая языком, спросил Луций товарищей по несчастью.
Один, саженного роста детина, пробормотал что-то непонятное, кажется, по-польски. Второй всхлипнул и разрыдался.
А я плакать не стану, сказал себе наш герой, потирая свежую шишку. Служить чертову королю Фридриху – тем более. Еще не хватало! Не вечно же меня будут держать в оковах. Как только отцепят – сбегу. Вольного сокола в клетке не удержишь.
* * *
Повозка ехала не в дальние края, а за реку, в рекрутское депо. То была настоящая крепость иль скорее тюрьма: прямоугольник из высоких земляных валов с глубоким рвом вокруг, с часовыми у ворот.
В дороге спутники рассказали, как попали в лапы охотников за молодыми мужчинами.
Повесть верзилы-поляка была такая. Его, повара из Торуни, наняли на службу в Кенигсберг, а когда он добрался до места, обнаружилось, что это заманивал пройдоха Райзнер – за рослых парней, годных для королевской гвардии, давали тройную цену. (Понимать польскую речь оказалось нетрудно. Довольно вообразить, что говорящий картавит на буквах «рцы», «слово», «земля» и твердом «люди», а еще ударяет всякое слово на предпоследнем слоге.)
У плачущего, курляндского крестьянина, вышло проще. Он привез продавать в город овечьи шкуры. Отторговавшись, на радостях напился и утром, на хмельную голову, угостился бесплатным пивом за счет его прусского величества. «Дурень я дурень, попил пивка, деревенщина», – горько сокрушался бедолага, а Луций подумал, что некий ученый лиценциат и выпускник академического пансиона ничуть не умней.
Духом он, впрочем, отнюдь не падал, ибо совсем не имел сего обыкновения. Когда повозка въехала в полосатые ворота, за шлагбаум, Катин приподнялся на скамейке и принялся озираться, чтоб оценить прочность клетки, в которую судьба заперла вольного сокола.
Клетка была обширна.
Два десятка длинных палаток ровными рядами, над каждой вился дымок. Откуда-то с дальнего конца доносились крики команд и барабанный бой. Должно быть, там плац. К валу примыкало приземистое каменное здание навроде конюшни, но оттуда слышалось не ржание, а вой и лай множества собак.
Внутренность лагеря Катина, впрочем, занимала мало. Обживаться тут он не собирался. Гораздо внимательнее наш герой оглядел валы и составил о них самое отрадное впечатление. В нескольких местах они осыпались, так что можно вскарабкаться. Караулы стояли лишь по углам и взад-вперед не расхаживали. Днем часовые, конечно, увидят беглеца, а в темноте – вряд ли.
– Вылезай! – приказал узникам вербовщик Райзнер. – Не сутулься, Pole, покажи свой рост. И ты, Schwede, расправь плечи! Kurlander, не хнычь! Покажите товар лицом! Мы идем к казначею за платой. Шагай веселее, мясо!
«Мясом» плененного философа в последующие часы обозвали еще не раз.
Старший писарь объяснил едва освобожденным от цепей новичкам, что это раньше они были сами по себе люди, а теперь они мясо, принадлежащее Мяснику Фрицу (Луций не вдруг догадался, что это про короля Фридриха), и тот может сделать с ними что захочет – сварить, зажарить иль прокрутить в фарш. Каждую фразу писарь подкреплял взмахом палки.
Фельдшер, тоже грозя палкой, велел «мясу» раздеться догола, пока из него не сделали отбивную, и определил поляка в гвардейские гренадеры, Луция – в обыкновенные, а невысокого курляндца в фузилеры. Их разлучили, и больше Катин своих незадачливых товарищей не видел. Его отвели в гренадерскую палатку и передали ротному фельдфебелю, потом взводному сержанту, потом капралу со словами: «Вот тебе нового мясца на отбивку».
Все перемещения осуществлялись почти без слов. Рекрута перегоняли от места к месту взмахом палки. Скоро Катин уразумел, что обитатели депо делятся на две породы: те, кто с палкой, и те, кто без оной. Первые – разного чина начальники. Вторые – то самое мясо.
Ну моим-то мясом вы подавитесь, мысленно приговаривал Луций, пока что всему безропотно подчиняясь и зорко глядя вокруг.
К исходу дня он знал уже многое.
В кенигсбергском депо содержалось несколько сотен новобранцев из пленных и насильно завербованных. Своей волей в королевское войско никто не шел. Рекрутов здесь учили служить и воевать по-прусски. Методика обучения была простая и действенная. Не понял приказа – получаешь удар палкой по спине или по ребрам. И так до тех пор, пока не сделаешь, что требуется. Иного языка большинство и не уразумели бы, поскольку немцы здесь составляли меньшинство, а природных пруссаков почти не было вовсе – король предпочитал не пускать собственных подданных, плательщиков налогов, на «мясо». В капралии из десяти человек, куда определили Катина, немцев имелось только трое – все саксонцы, двое были курляндские латышцы, двое поляки, один украденный с корабля французский матрос, один швед (в отличие от Луция настоящий) и теперь вот еще один русский. Наш герой открылся в своем подлинном отечестве еще писарю, рассудив, что лучше угодить в пленные, нежели в солдаты, но пруссакам было все равно, кто ты. Хоть черт с рогами.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
